собачка ела апельсин и недобро посматривала на посетителей (с)
Я уже говорила, что люблю профессора? Сто раз? Ну, тогда слушайте)))))
1761 слово
читать дальшеЧарльз родился, что называется с серебряной ложкой во рту, а состояние отца позволяло ему черпать этим орудием любые блага и деликатесы. Завидная перспектива, не правда ли? В положенный срок отпрыск Ксавье выплюнул фамильное серебро и произнес свое первое слово « Почему». И понеслось. Почему я человек, почему деревья зеленые и как работает вот эта штука и вон та. «Это нормально для его возраста», - сказал Шарлотте Ксавье доктор Роббинс, перед этим два часа объяснявший двухлетнему Чарльзу теорию эволюции. Когда они перешли от вопроса «откуда у человека ноги» к ошибкам Дарвиновских опытов доктор не заметил, но, уходя, он мог бы поклясться, что «лягушоночек», так называла его мать, все понял и сделал выводы.
Жизнь в поместье шла своим чередом, «нормальный ребенок» запытал вопросами нянек, прислугу и саму Шарлотт. Миссис Ксавье с ужасом ждала дня, когда сын заинтересуется, откуда берутся дети. Все облегченно вздохнули, когда Чарли научился читать. А зря. Теперь он задавал вопросы с подвохом и вскоре начал ловить взрослых на лжи.
Гувернеры, домашние учителя, преподаватели университетов и даже один академик – никто не выдержал дольше месяца. Несмотря на утроенную оплату.
Званые вечера, которыми славилось поместье, проходили все реже, а среди друзей Шарлотт пронесся слух о болезни маленького Чарльза. Зачем еще запирать единственного наследника, которого надлежит вводить в общество с младенчества? Впрочем, иногда Чарли удавалось освободиться.
В какой-то период основной град вопросов принял на себя местный викарий. Впервые попавший в церковь на проповедь Чарльз, затаив дыхание, слушал об Эдеме – месте, где всем хорошо и на все есть ответ. Прочие интересы на этом фоне поблекли. Обитатели поместья боялись поверить своему счастью. Отец Эндрюс от природы (или от Бога) был весьма терпеливым человеком и очень любил детей. Поэтому он спокойно переносил многочасовые беседы с неутомимым Ксавье, пытавшимся выяснить условия для постройки собственного рая. Чарльз совсем не хотел ждать много лет, да еще и с непредвиденным результатом. Что значит быть все время хорошим человеком? А вдруг критерии хорошего изменятся? Или окажутся правы буддисты и никакого «там» не будет? Мальчик решил, что рай ему нужен в самое ближайшее время. И пастор Эндрюс рассказывал о том, на что похожа благодать, предполагал, какова на вкус манна небесная. Но настал момент, когда Катехизис и воображение викария истощились, а Чарльз так и не получил все ответы.
Кажется, от огорчения он и заболел.
«Можем только ждать», - сказал доктор Роббинс. А про себя подумал, что ребенок совсем плох, бедняга.
Чарльз бредил, на сознание и самую сетчатку давили мучительно тяжелые и какие-то вязкие образы, голова ужасно болела, и ломило все тело. Он так хотел пить. Всего глоток, пожалуйста! Нянька спала неподалеку, но не хватало сил позвать, и он только шевелил пересохшими губами. Пить! Ослабевший и страдающий Чарли почувствовал, как самое существо его переместилось как бы из тела вне. По направлению к Бетси. Он лежал на кровати, но в то же время был там - во сне няньки. Все что ему нужно это ВОДЫ. Бетси вскочила со стула и, уронив вязание, бросилась к графину на столе.
Первое, что услышал Чарльз утром, в момент прояснения сознания, был голос матери. Она решала, у какого портного заказывать себе платье на похороны сына, и в какой приют пожертвовать его игрушки. Тут же прямо в голове Чарли раздались еще голоса, и он, еле живой от страха, вскоре понял, что это голоса чужих мыслей.
Едва прошел первый приступ паники, Чарльз очень четко и ясно осознал – он никому не может рассказать об этом. Дальнейшее невольное «подслушивание» взрослых только укрепило его в этом убеждении.
Врач и обитатели поместья решили, что у мальчика болезнь затронула мозг – слишком разительная произошла перемена. Чарли почти ничего не спрашивал, даже избегал находиться с кем-либо в одной комнате, хотя, он по-прежнему много читал и превосходно учился. Так же появилась нехарактерная для Ксавье рассеянность, он как будто все время к чему-то прислушивался и с трудом сосредотачивался на собеседнике.
Впрочем, постепенно юный возраст, хорошее питание и природное жизнелюбие взяли свое, и Чарльз смирился с тем, что вынужден знать больше, чем хотелось бы. Затем привык, научился «зажимать внутренние уши» и, наконец, забыл, как он жил раньше без этого дара.
Ксавье не был бы собой, если бы не заинтересовался причиной и границами своих новых возможностей. Сначала он перерыл библиотеку в поисках книг о природе сознания, затем начал выписывать научные журналы и даже вел переписку с Элманом и Эриксоном. Последний, знакомясь с Чарльзом, к тому времени уже профессором, лично, не мог поверить, что когда-то отвечал на письма девятилетнего мальчика.
Чем больше неожиданных граней своего дара открывал Ксавье, тем сильнее ему хотелось с кем-то поделиться «страшным секретом». Поэтому маленькая воровка с экзотической внешностью, появившаяся однажды ночью на его кухне, была принята с восторгом и облегчением. Двое – это уже почти закономерность. И Чарльз верил: они не одни.
А пока он получил подарок, о котором хоть иногда мечтают все одинокие дети – сестренку.
Вечерами Чарли по своему обыкновению читал вслух для Рейвен. Девочка предпочитала отпускать забавные комментарии в адрес авторов толстенных томов, а сама едва складывала слова в предложения. Чарльз был удивлен – как можно не любить учиться? Но решил не давить на сестру, только улыбался ее наивному невежеству и пытался объяснить хотя бы некоторые моменты.
Так вот одним, ничем не примечательным вечером Ксавье пытался донести до откровенно зевающей Рейвен все великолепие «Логики» Гегеля.
- Какой же ты зануда, Чарли, но я никого в мире не буду любить так сильно, как тебя, - прошептала девочка, засыпая.
И Чарльз не смог удержаться, чтобы не «подсмотреть» на что похожа ее любовь. Взрослые часто маскировали этим словом отвратительные вещи. Но Ксавье все равно верил, что Любовь может быть возвышенной и идеальной, почти как в книгах, только без страданий. И вот теперь он увидел: Рейвен жила и дышала именно таким безусловным чувством. Из благодарности и симпатии выросло нечто прекрасное, окрыляющее, жертвенное. Мальчик замер от восхищения, прикоснувшись к чему-то столь совершенному. Тихая сила, обнаруженного в наивной отверженной миром девочке даже не чувства – состояния, заставила его вспомнить о своих давних поисках рая. Чарльз искал место или артефакт, а Эдем все время находился рядом. В каждом встреченном им человеке.
Ксавье так и не уснул той ночью, взволнованный своим открытием – ключи от рая в его руках! Осталось только воспользоваться.
Свобода человеческой воли по-прежнему оставалась священной для Чарльза. Он и не собирался никого ни к чему принуждать, разве что добавить щепотку счастья в пресное блюдо жизни. Например, садовник мистер Добсон, мальчик ни разу не видел, чтобы тот улыбался. Вот и объект выбран.
Чарльз не мог составить четкий алгоритм или с точностью предсказать результат - он впервые так глубоко корректировал личность. Раньше приходилось воздействовать на поверхностные структуры ответственные за память, для «эффекта счастья» этого было не достаточно.
В предрассветном тумане он, дрожа от холода, пробрался к флигелю садовника. Если что-то пойдет не так, ведь всегда можно исправить ошибку, правда?
Когда Ксавье, уставший после ночного приключения, проснулся, часы показывали четверть первого. Почему его не разбудили к завтраку?
Первой на глаза Чарльзу попалась новенькая горничная, но ее хаотичные мысли «какой ужас, и никто не догадывался!», не содержали смысла. Он кинулся к комнате сестры.
- Представляешь, все так внезапно! – Рейвен закончила рассказ об утреннем происшествии, после которого Добсона увезли в сумасшедший дом.
Мальчик, ничего вокруг не замечая, побежал к управляющему, затем в полицию, уговаривать врача в лечебнице ему пришлось с помощью дара. И когда он, наконец, добился личной встречи с бывшим садовником, то увиденное потрясло его. Исправлять было нечего – разум мистера Добсона рассыпался на фрагменты, собрать которые Чарльз оказался не в силах.
- Я никому не скажу, - Рейвен принесла с кухни горячий шоколад и обняла брата.
«А я никогда не забуду», - подумал Ксавье.
Чарльз взрослел, брал штурмом высоты научного мира, открывал для себя прелести межполовых отношений. Но если его карьерный путь был гладок, как шерсть кота Рейвен, то встретить девушку, которая бы заинтересовала его больше, чем монография о новом виде насекомых, не получалось. Ксавье любил флирт, обожал очаровывать незнакомок, проникаться их ощущениями и удовольствием. Вот тут-то и крылась причина, по которой его отношения длились не дольше, чем свидание. Удовольствие даже экстаз подруг Чарльза были по его оценке…неполноценными. Этакий оргазм в полсилы. И дело было не в физиологической, скажем так, составляющей. Не хватало чувства близости, какого-то сродства, притяжения. Словом, того «эффекта счастья», на который, как выяснилось, способны немногие.
Случайное знакомство с Эриком Леншерром не могло привести ни к чему хорошему. Чарльз понял это в первый же момент. Эрик весь состоял из вывернутых наизнанку кошмаров. Его боль обернулась бесчувствием, страх – яростью, а покорность – фанатичной решимостью. Но именно эта гремучая смесь высекла из Ксавье ту искру притяжения, которую он уже не чаял ощутить.
Они вместе переодевались в каюте корабля, когда Чарльз поймал себя на том, что пялится.
- Обычно, я здороваюсь за руку, а обниматься лезу только при особой симпатии, - ответил он на вопросительный взгляд. Новый знакомый хмыкнул, и телепату очень захотелось увидеть на его лице настоящую, открытую улыбку.
А вскоре Чарльз понял, что хотел бы видеть всего Эрика чаще и, пожалуй, ближе. Может даже иногда прикасаться. Вот только он не знал, как к этому отнесется сам Эрик. Мнение остальных было Ксавье безразлично.
Череда совпадений, оказавшихся закономерностями, привела к тому, что Леншерр вынужден был поселиться в поместье Чарльза. И тем же вечером он принес хозяину, заманившему его на партию шахмат, конверт с деньгами. Ксавье попытался отказаться, но щепетильный Эрик заявил, что не потерпит благотворительности. Пришлось уступить.
Поскольку Леншерр упрямо отказывался от любых подарков, Чарльз, отчаявшись, начал открывать перед ним двери, придвигать стулья, однажды даже подал куртку. У него развилась какая-то болезненная потребность - сделать Эрику что-то приятное. Но тот только вздрагивал и удивлялся.
Впрочем, не считая того обстоятельства, что телепат вожделел (ему нравилось именно это определение) ни о чем не подозревающего друга, все остальное шло весьма неплохо. Дни были заняты тренировками, да и превратившиеся в традицию вечера за шахматами проходили почти спокойно. Чарльз тайком «почитывал» Эрика, наслаждаясь не то качеством его мышления, не то своей пусть и скрытой близостью. К сожалению, Леншерр упорно думал о выборе хода, а совсем не о сидящем напротив профессоре. Вот вы бы смогли за всю двухчасовую игру ни разу не отвлечься на личность противника? Эрик являл просто чудеса силы воли, а телепат изводился от неизвестности.
Однажды эти мучения ему кое-что напомнили.
- Знаешь, мальчишкой я часто засыпал здесь, прямо на книгах, искал Эдем, представляешь!
Эрик улыбнулся образу маленького Ксавье, обложившегося пыльными томами.
- Если бы он существовал, то именно ты нашел бы его. До завтра, - и Леншерр, кивнув на прощание, ушел к себе.
А телепат так и замер, пытаясь понять, правда ли Эрик представил его сейчас в нескромной тунике, с лихо сдвинутым на бок нимбом? Причем, образ был окрашен эмоциями и желанием, в которых не было ничего ангельского, то есть платонического.
Необходимо срочно выяснить, что Эрик имел в виду! Чарльз пойдет к нему и спросит. Да! Только сначала переоденется в простыню, возьмет бутылку скотча и несколько яблок. А то, что это за явление – с пустыми руками?
1761 слово
читать дальшеЧарльз родился, что называется с серебряной ложкой во рту, а состояние отца позволяло ему черпать этим орудием любые блага и деликатесы. Завидная перспектива, не правда ли? В положенный срок отпрыск Ксавье выплюнул фамильное серебро и произнес свое первое слово « Почему». И понеслось. Почему я человек, почему деревья зеленые и как работает вот эта штука и вон та. «Это нормально для его возраста», - сказал Шарлотте Ксавье доктор Роббинс, перед этим два часа объяснявший двухлетнему Чарльзу теорию эволюции. Когда они перешли от вопроса «откуда у человека ноги» к ошибкам Дарвиновских опытов доктор не заметил, но, уходя, он мог бы поклясться, что «лягушоночек», так называла его мать, все понял и сделал выводы.
Жизнь в поместье шла своим чередом, «нормальный ребенок» запытал вопросами нянек, прислугу и саму Шарлотт. Миссис Ксавье с ужасом ждала дня, когда сын заинтересуется, откуда берутся дети. Все облегченно вздохнули, когда Чарли научился читать. А зря. Теперь он задавал вопросы с подвохом и вскоре начал ловить взрослых на лжи.
Гувернеры, домашние учителя, преподаватели университетов и даже один академик – никто не выдержал дольше месяца. Несмотря на утроенную оплату.
Званые вечера, которыми славилось поместье, проходили все реже, а среди друзей Шарлотт пронесся слух о болезни маленького Чарльза. Зачем еще запирать единственного наследника, которого надлежит вводить в общество с младенчества? Впрочем, иногда Чарли удавалось освободиться.
В какой-то период основной град вопросов принял на себя местный викарий. Впервые попавший в церковь на проповедь Чарльз, затаив дыхание, слушал об Эдеме – месте, где всем хорошо и на все есть ответ. Прочие интересы на этом фоне поблекли. Обитатели поместья боялись поверить своему счастью. Отец Эндрюс от природы (или от Бога) был весьма терпеливым человеком и очень любил детей. Поэтому он спокойно переносил многочасовые беседы с неутомимым Ксавье, пытавшимся выяснить условия для постройки собственного рая. Чарльз совсем не хотел ждать много лет, да еще и с непредвиденным результатом. Что значит быть все время хорошим человеком? А вдруг критерии хорошего изменятся? Или окажутся правы буддисты и никакого «там» не будет? Мальчик решил, что рай ему нужен в самое ближайшее время. И пастор Эндрюс рассказывал о том, на что похожа благодать, предполагал, какова на вкус манна небесная. Но настал момент, когда Катехизис и воображение викария истощились, а Чарльз так и не получил все ответы.
Кажется, от огорчения он и заболел.
«Можем только ждать», - сказал доктор Роббинс. А про себя подумал, что ребенок совсем плох, бедняга.
Чарльз бредил, на сознание и самую сетчатку давили мучительно тяжелые и какие-то вязкие образы, голова ужасно болела, и ломило все тело. Он так хотел пить. Всего глоток, пожалуйста! Нянька спала неподалеку, но не хватало сил позвать, и он только шевелил пересохшими губами. Пить! Ослабевший и страдающий Чарли почувствовал, как самое существо его переместилось как бы из тела вне. По направлению к Бетси. Он лежал на кровати, но в то же время был там - во сне няньки. Все что ему нужно это ВОДЫ. Бетси вскочила со стула и, уронив вязание, бросилась к графину на столе.
Первое, что услышал Чарльз утром, в момент прояснения сознания, был голос матери. Она решала, у какого портного заказывать себе платье на похороны сына, и в какой приют пожертвовать его игрушки. Тут же прямо в голове Чарли раздались еще голоса, и он, еле живой от страха, вскоре понял, что это голоса чужих мыслей.
Едва прошел первый приступ паники, Чарльз очень четко и ясно осознал – он никому не может рассказать об этом. Дальнейшее невольное «подслушивание» взрослых только укрепило его в этом убеждении.
Врач и обитатели поместья решили, что у мальчика болезнь затронула мозг – слишком разительная произошла перемена. Чарли почти ничего не спрашивал, даже избегал находиться с кем-либо в одной комнате, хотя, он по-прежнему много читал и превосходно учился. Так же появилась нехарактерная для Ксавье рассеянность, он как будто все время к чему-то прислушивался и с трудом сосредотачивался на собеседнике.
Впрочем, постепенно юный возраст, хорошее питание и природное жизнелюбие взяли свое, и Чарльз смирился с тем, что вынужден знать больше, чем хотелось бы. Затем привык, научился «зажимать внутренние уши» и, наконец, забыл, как он жил раньше без этого дара.
Ксавье не был бы собой, если бы не заинтересовался причиной и границами своих новых возможностей. Сначала он перерыл библиотеку в поисках книг о природе сознания, затем начал выписывать научные журналы и даже вел переписку с Элманом и Эриксоном. Последний, знакомясь с Чарльзом, к тому времени уже профессором, лично, не мог поверить, что когда-то отвечал на письма девятилетнего мальчика.
Чем больше неожиданных граней своего дара открывал Ксавье, тем сильнее ему хотелось с кем-то поделиться «страшным секретом». Поэтому маленькая воровка с экзотической внешностью, появившаяся однажды ночью на его кухне, была принята с восторгом и облегчением. Двое – это уже почти закономерность. И Чарльз верил: они не одни.
А пока он получил подарок, о котором хоть иногда мечтают все одинокие дети – сестренку.
Вечерами Чарли по своему обыкновению читал вслух для Рейвен. Девочка предпочитала отпускать забавные комментарии в адрес авторов толстенных томов, а сама едва складывала слова в предложения. Чарльз был удивлен – как можно не любить учиться? Но решил не давить на сестру, только улыбался ее наивному невежеству и пытался объяснить хотя бы некоторые моменты.
Так вот одним, ничем не примечательным вечером Ксавье пытался донести до откровенно зевающей Рейвен все великолепие «Логики» Гегеля.
- Какой же ты зануда, Чарли, но я никого в мире не буду любить так сильно, как тебя, - прошептала девочка, засыпая.
И Чарльз не смог удержаться, чтобы не «подсмотреть» на что похожа ее любовь. Взрослые часто маскировали этим словом отвратительные вещи. Но Ксавье все равно верил, что Любовь может быть возвышенной и идеальной, почти как в книгах, только без страданий. И вот теперь он увидел: Рейвен жила и дышала именно таким безусловным чувством. Из благодарности и симпатии выросло нечто прекрасное, окрыляющее, жертвенное. Мальчик замер от восхищения, прикоснувшись к чему-то столь совершенному. Тихая сила, обнаруженного в наивной отверженной миром девочке даже не чувства – состояния, заставила его вспомнить о своих давних поисках рая. Чарльз искал место или артефакт, а Эдем все время находился рядом. В каждом встреченном им человеке.
Ксавье так и не уснул той ночью, взволнованный своим открытием – ключи от рая в его руках! Осталось только воспользоваться.
Свобода человеческой воли по-прежнему оставалась священной для Чарльза. Он и не собирался никого ни к чему принуждать, разве что добавить щепотку счастья в пресное блюдо жизни. Например, садовник мистер Добсон, мальчик ни разу не видел, чтобы тот улыбался. Вот и объект выбран.
Чарльз не мог составить четкий алгоритм или с точностью предсказать результат - он впервые так глубоко корректировал личность. Раньше приходилось воздействовать на поверхностные структуры ответственные за память, для «эффекта счастья» этого было не достаточно.
В предрассветном тумане он, дрожа от холода, пробрался к флигелю садовника. Если что-то пойдет не так, ведь всегда можно исправить ошибку, правда?
Когда Ксавье, уставший после ночного приключения, проснулся, часы показывали четверть первого. Почему его не разбудили к завтраку?
Первой на глаза Чарльзу попалась новенькая горничная, но ее хаотичные мысли «какой ужас, и никто не догадывался!», не содержали смысла. Он кинулся к комнате сестры.
- Представляешь, все так внезапно! – Рейвен закончила рассказ об утреннем происшествии, после которого Добсона увезли в сумасшедший дом.
Мальчик, ничего вокруг не замечая, побежал к управляющему, затем в полицию, уговаривать врача в лечебнице ему пришлось с помощью дара. И когда он, наконец, добился личной встречи с бывшим садовником, то увиденное потрясло его. Исправлять было нечего – разум мистера Добсона рассыпался на фрагменты, собрать которые Чарльз оказался не в силах.
- Я никому не скажу, - Рейвен принесла с кухни горячий шоколад и обняла брата.
«А я никогда не забуду», - подумал Ксавье.
Чарльз взрослел, брал штурмом высоты научного мира, открывал для себя прелести межполовых отношений. Но если его карьерный путь был гладок, как шерсть кота Рейвен, то встретить девушку, которая бы заинтересовала его больше, чем монография о новом виде насекомых, не получалось. Ксавье любил флирт, обожал очаровывать незнакомок, проникаться их ощущениями и удовольствием. Вот тут-то и крылась причина, по которой его отношения длились не дольше, чем свидание. Удовольствие даже экстаз подруг Чарльза были по его оценке…неполноценными. Этакий оргазм в полсилы. И дело было не в физиологической, скажем так, составляющей. Не хватало чувства близости, какого-то сродства, притяжения. Словом, того «эффекта счастья», на который, как выяснилось, способны немногие.
Случайное знакомство с Эриком Леншерром не могло привести ни к чему хорошему. Чарльз понял это в первый же момент. Эрик весь состоял из вывернутых наизнанку кошмаров. Его боль обернулась бесчувствием, страх – яростью, а покорность – фанатичной решимостью. Но именно эта гремучая смесь высекла из Ксавье ту искру притяжения, которую он уже не чаял ощутить.
Они вместе переодевались в каюте корабля, когда Чарльз поймал себя на том, что пялится.
- Обычно, я здороваюсь за руку, а обниматься лезу только при особой симпатии, - ответил он на вопросительный взгляд. Новый знакомый хмыкнул, и телепату очень захотелось увидеть на его лице настоящую, открытую улыбку.
А вскоре Чарльз понял, что хотел бы видеть всего Эрика чаще и, пожалуй, ближе. Может даже иногда прикасаться. Вот только он не знал, как к этому отнесется сам Эрик. Мнение остальных было Ксавье безразлично.
Череда совпадений, оказавшихся закономерностями, привела к тому, что Леншерр вынужден был поселиться в поместье Чарльза. И тем же вечером он принес хозяину, заманившему его на партию шахмат, конверт с деньгами. Ксавье попытался отказаться, но щепетильный Эрик заявил, что не потерпит благотворительности. Пришлось уступить.
Поскольку Леншерр упрямо отказывался от любых подарков, Чарльз, отчаявшись, начал открывать перед ним двери, придвигать стулья, однажды даже подал куртку. У него развилась какая-то болезненная потребность - сделать Эрику что-то приятное. Но тот только вздрагивал и удивлялся.
Впрочем, не считая того обстоятельства, что телепат вожделел (ему нравилось именно это определение) ни о чем не подозревающего друга, все остальное шло весьма неплохо. Дни были заняты тренировками, да и превратившиеся в традицию вечера за шахматами проходили почти спокойно. Чарльз тайком «почитывал» Эрика, наслаждаясь не то качеством его мышления, не то своей пусть и скрытой близостью. К сожалению, Леншерр упорно думал о выборе хода, а совсем не о сидящем напротив профессоре. Вот вы бы смогли за всю двухчасовую игру ни разу не отвлечься на личность противника? Эрик являл просто чудеса силы воли, а телепат изводился от неизвестности.
Однажды эти мучения ему кое-что напомнили.
- Знаешь, мальчишкой я часто засыпал здесь, прямо на книгах, искал Эдем, представляешь!
Эрик улыбнулся образу маленького Ксавье, обложившегося пыльными томами.
- Если бы он существовал, то именно ты нашел бы его. До завтра, - и Леншерр, кивнув на прощание, ушел к себе.
А телепат так и замер, пытаясь понять, правда ли Эрик представил его сейчас в нескромной тунике, с лихо сдвинутым на бок нимбом? Причем, образ был окрашен эмоциями и желанием, в которых не было ничего ангельского, то есть платонического.
Необходимо срочно выяснить, что Эрик имел в виду! Чарльз пойдет к нему и спросит. Да! Только сначала переоденется в простыню, возьмет бутылку скотча и несколько яблок. А то, что это за явление – с пустыми руками?
@темы: Фик, Жанр - General, Чарльз/(|)Эрик, (c) bistrick
Признаюсь, здесь я позорно заржал
А само описание отношений Чарльза и Эрика - это прекрасно. У него развилась какая-то болезненная потребность - сделать Эрику что-то приятное. Но тот только вздрагивал и удивлялся.
А Чарльз, какой прекрасный Чарльз. Т_Т
Асато, Благодарю))
Чудесно, спасибо тебе
И да, как у тебя часто получается, за легкой формой прячутся действительно серьезные мысли... Очень здорово! *__*
читать дальше
Зря ты не хотела, чтобы я его читала - чудесная получилась вещь! Такая уютная, и Чарльз такой.. уютный) Правда в самом начале я думала, что читаю про Шерлока
Ты молодец в общем, пиши пожалуйста ещё
Мне приятно, что тебе уютно))
а так всё классненько и очень очень очень)